«Могучая кучка» (Балакиревский кружок, Новая русская музыкальная школа) — творческое содружество российских композиторов, сложившееся в конце 1850-х и начале 1860-х годов.
Название дал кружку его идеолог — критик Владимир Стасов. Впервые название встречается в статье Стасова «Славянский концерт г. Балакирева» (1867): «Сколько поэзии, чувства, таланта и умения есть у маленькой, но уже могучей кучки русских музыкантов».
В «Могучую кучку» входили:
Милий Алексеевич Балакирев (руководитель)
Александр Порфирьевич Бородин
Цезарь Антонович Кюи
Модест Петрович Мусоргский
Николай Андреевич Римский-Корсаков.
Они называли себя наследниками Глинки и свою цель видели в развитии русской национальной музыки.
К середине 1870-х годов «Могучая кучка» как сплочённая группа перестала существовать. Деятельность «Могучей кучки» стала эпохой в развитии русского и мирового музыкального искусства.
Большинство композиторов "Могучей тучки" систематически записывало, изучало и разрабатывала образцы народного фольклора. Композиторы смело использовали народную песню и в симфонических, и в оперных произведениях ("Царская невеста", "Снегурочка", "Хованщина", "Борис Годунов").
Создавая художественные произведения для народа, говоря на языке ему понятном и близком, композиторы делали свою музыку доступной самым широким слоям слушателей. Этой демократической устремлённостью объясняется большое тяготение "новой русской школы" к программности. "Программными" принято называть такие инструментальные произведения, в которых идеи, образы, сюжеты разъяснены самим композитором. Разъяснения автора может быть дано или в тексте-пояснении, прилагаемом к произведению, или в его заголовке. Программными являются и многие другие сочинения композиторов "Могучей кучки": "Антар" и "Сказка" Римского-Корсакого, "Исламей" и "Король Лир" Балакирева, "Ночь на Лысой горе" и "Картинки с выставки" Мусоргского.
Члены «Могучей кучки» стремились к непосредственному живому отклику на требования и запросы современности, пытливо искали новые сюжеты, новые типы людей, новые средства музыкального воплощения. Эти новые собственные дороги им приходилось прокладывать в острых столкновениях с засильем иностранной музыки, которая издавна и упорно насаждалась русскими правителями и аристократией. Господствующим классам не могли быть по душе поистине революционные процессы, происходившие в литературе и в искусстве. Отечественное искусство не пользовалось сочувствием и поддержкой. Мало того, все, что было передового, прогрессивного, преследовалось. Влияние западноевропейских театров в России обеспечивалось всеми государственными привилегиями: итальянские труппы монопольно владели оперной сценой, иностранные владельцы театров пользовались широчайшими льготами, недоступными для отечественного искусства.
Преодолевая преграды, чинимые продвижению "национальной" музыки, нападки со стороны критиков, композиторы "Могучей кучки" упорно продолжали своё дело развития родного искусства и, как писал впоследствии Стасов, "товарищество Балакирева победило и публику, и музыкантов. Оно посеяло новое благодатное зерно, давшее вскоре роскошную и плодовитейшую жатву".
Собрания балакиревского кружка протекали всегда в очень оживлённой творческой атмосфере. Члены этого кружка часто встречались с писателями А.В.Григоровичем, А.Ф.Писемским, И.С.Тургеневым, художником И.Е.Репиным, скульптором М.А.Антокольским. Тесные, хотя и далеко не всегда гладкие связи были и с Петром Ильичём Чайковским.
Однако с прекращением регулярных встреч пяти русских композиторов приращение, развитие и живая история «Могучей кучки» отнюдь не завершилась. Центр кучкистской деятельности и идеологии в основном благодаря педагогической деятельности Римского-Корсакова – переместился в Петербургскую Консерваторию, а затем, в середине 1880-х годов – и в «беляевский кружок». В свою очередь, и Милий Балакирев не потерял активность и продолжил распространять влияние, выпуская всё новых учеников в бытность свою на посту главы придворной Капеллы.
Но дело не ограничивалось только прямым преподаванием и классами свободного сочинения. Всё более частое исполнение на сценах императорских театров новых опер Римского-Корсакова и его оркестровых сочинений, постановка бородинского «Князя Игоря» и второй редакции «Бориса Годунова» Мусоргского, множество критических статей и растущее личное влияние Стасова – всё это постепенно умножало ряды национально ориентированной русской музыкальной школы. Многие ученики Римского-Корсакова и Балакирева по стилю своих сочинений совершенно вписывались в продолжение генеральной линии «Могучей кучки» и могли быть названы если не её запоздалыми членами, то во всяком случае – верными последователями. А иногда случалось даже так, что последователи оказывались значительно «вернее» (и ортодоксальнее) своих учителей. Невзирая на некоторую анахроничность и старомодность, даже во времена Скрябина, Стравинского и Прокофьева, вплоть до середины XX века эстетика и пристрастия большинства этих композиторов оставались совершенно «кучкистскими» и чаще всего – незыблемыми.
Ниже приведены наиболее значительные из этих имён, продолживших «русскую пятёрку» и составивших основную плеяду русских традиционных почвенных композиторов начала и даже середины XX века.
Антон Аренский
Язеп Витоль
Александр Глазунов
Александр Гречанинов
Василий Золотарёв
Михаил Ипполитов-Иванов
Василий Калафати
Василий Калинников
Анатолий Лядов
Сергей Ляпунов
Безусловно, этот список не закрыт для добавления в него других фамилий, составивших естественное продолжение «Могучей кучки».
Отдельного упоминания заслуживает и тот факт, что знаменитая французкая «Шестёрка», собранная под предводительством Эрика Сати (как бы «в роли Балакирева») и Жана Кокто («в роли Стасова») – была прямым откликом на «русскую пятёрку» - как называли в Париже композиторов «Могучей кучки». Статья известного критика Анри Колле, оповестившая мир о рождении новой группы композиторов, так и называлась: «Русская пятёрка, французская шестёрка и господин Сати». .
